НБА Билл Расселл Баскетбол
В 67-м Билл Расселл в первый раз проиграл. Величавый центровой брал титулы в 11 из 13 проведенных в лиге сезонов, но поражение 58-го таким никогда не считал: тогда он пропустил огромную часть финишной серии из-за травмы ноги. Проигрыш 67-го был тем болезненнее, что случился в первом сезоне, когда Ред Ауэрбах покинул пространство головного тренера «Бостона» и Расселлу пришлось кооперировать обязанности.
Сам Расселл при всем этом вспоминает тот момент как один из самых исключительных за всю его карьеру. Все из-за того, что на решающий матч тогда в первый раз приехал его дед. Опосля того как все завершилось, его провели в раздевалку «Селтикс».
В книжке «2-ое дыхание» Расселл пишет: «Через пару минут мы отыскали его. Нас обоих охватила паника: Старик плакал. Я помыслил, что у него сердечный приступ, никогда не лицезрел, чтоб он когда-либо рыдал. Мы рванули к нему, чувствуя себя совсем немощными. И здесь узрели, что ему совсем не было больно. Он не мог оторвать глаз от Сэма Джонса и Джона Хавличека, которые умывались в душевой здесь же. Оба были в пене, о кое-чем болтали и не направляли на Старика никакого внимания.
«В чем дело, папа?» – задал вопрос мой отец.
Старик поглядел на нас.
«Никогда не задумывался, что доживу до того момента, когда вода будет стекать с белоснежного человека и попадать на чернокожего, а вода, стекающая с чернокожего, попадать на белоснежного».
Совершенно Билл Расселл изменил баскетбол.
Когда Ред Ауэрбах придумывал, как ему заполучить центрового, он действовал не полностью стандартно: в те времена очки набирались поблизости от щита, а поэтому от «огромных» требовались атакующие способности. Основная же специализация Расселла – это защита, на собственной половине благодаря скорости, атлетизму, уму и неумению проигрывать он устроил реальную революцию. И из-за того, как играл сам: тогда тренеры воспрещали заступникам выпрыгивать, а Расселл доминировал за счет феноменальной серийной прыгучести. И благодаря тому, как вел взаимодействие с партнерами: защита «Селтикс» состояла в том, что центровой успевал выбежать на подстраховку и в случае что возвратиться к собственному игроку. И благодаря неслыханной физике: Расселл перекрыл по несколько бросков за владение и старался перевоплотить любой из их в контратаку. И из-за того, что к такому никто не был готов: кроме конкретного воздействия на игру, все конкуренты вторили, что им просто психологически неуютно находиться на площадке – «В мозгу была лишь одна идея: где он на данный момент?».
Самый узнаваемый эпизод с ролью Расселла имеет фактически мифологический нрав. Это так именуемый момент Коулмэна: за 40 секунд седьмого матча финишной серии 57-го «Сент-Луис» бросил мяч в центр площадки на убегающего в отрыв Джека Коулмэна, перед ним никого не было. Центровой «Бостона» в этот момент находился под чужим кольцом, но за то время, что Коулмэну пригодилось, чтоб преодолеть полплощадки, он пропархал всю дистанцию от кольца до кольца и в крайний момент заблокировал бросок. «Расселл мог бы быть олимпийским фаворитом по десятиборью, – гласил Джон Хавличек, который застал его уже в возрасте. – Он мог прыгать в длину на 7,5 метра. Он бегал с барьерами за 13,4 секунды… Он был самым резвым человеком в «Бостоне». (Также понятно, что Расселл курил практически пятнадцать лет).
Ровно в том эпизоде и родилась чемпионская династия «Селтикс».
Расселл породил один из первых парадоксов, связанных с титулом MVP. Он получил 5 схожих призов, но всего трижды сумел пробиться в первую символическую пятерку: числилось, что в лиге есть наиболее достойные центровые, но ни один игрок не был настолько ценен для собственной команды, как он.
При всем этом поражали всех (и его партнеров) не столько даже физические нюансы его игры, в конце концов, он выходил на площадку против Уилта Чемберлена. Поражало то, что Том Хейнсон называл «невротической помешанностью на победе». Билл Расселл отыграл только 13 сезонов (и несколько крайних уже через не могу), поэтому что сжигал себя – в один прекрасный момент решив, что он не может проигрывать, он доводил себя до пограничного состояния, которое и давало ему сверхспособности. «Я как как будто был в ярости. Ничто за пределами площадки не имело значения. Я все слышал, я все лицезрел, но все это было непринципиально. И я предугадал каждое действие всякого игрока на паркете». Перед необходимыми матчами его каждый раз рвало – и привыкшие к этому партнеры принимали это как подходящий символ.
Величайший партнер в истории. Билл Расселл по Биллу Симмонсу
Чуть ли не наиболее принципиальным для истории НБА и Америки было то, что вот это феноменально даровитый, узнаваемый не только лишь баскетбольным умом, да и острым мозгом, на психическом уровне раздвигающий рамки нормальности человек был к тому же первой чернокожей суперзвездой лиги. В 66-м New York Times обрисовывала его так: «Основное в Расселле – это чувство собственного плюсы, разум, явное чувство юмора, помешанность на том, чтоб к нему относились почтительно, способность отвечать взаимностью, когда идет речь о дружбе либо симпатии, и неготовность идти на компромиссы тогда, когда затронуто то, что он принимает как правду… Биллу Расселлу не нужна любовь либо даже дружба белоснежного человека. Ему необходимо, чтоб к нему относились как к личности, как к тому, кто заходил бы в мир с равными правами и получал там в соответствие со своими плюсами».
Расселл не был самым конструктивным из темных спортсменов собственного времени – за Мухаммедом Али ему все равно было не угнаться. Не запомнился какими-то экстраординарными демонстрациями протеста против расизма – так, как, к примеру, сделали Томми Смит и Джон Карлос, которым их темные перчатки на Олимпиаде-68 исковеркали жизнь. Не углублялся в теорию вопросца – как, к примеру, Артур Эш, который обосновывал невыносимость апартеида. Не стращал – так, как это делал Джим Браун. Но он был очень большим явлением, чтоб остаться в тени даже самых узнаваемых темных активистов тех пор. И вопросцы расовой несправедливости оставались главными на всем протяжении его превосходной карьеры.
«В протяжении почти всех лет цветные спортсмены и представители шоу-бизнеса воспринимали все, как есть, и старались молчать. Для их было довольно, что их лицезрели приятными людьми. Но это большая ошибка, поэтому что в таком случае все считают, что все устроено так, как и обязано быть, ничего не надо поменять. Но я бы не мог глядеть в глаза моим детям, если б просто играл в баскетбол. Человек без стержня, без убеждений, без почтения к для себя – это не человек. И человек, который не выражает свои убеждения, не имеет никаких убеждений».
В 60-е Билл Расселл был там, где были все вожди движения за штатские права.
Сам позвонил Гарри Эдвардсу, который замыслил олимпийский проект по правам человека (и агитировал за бойкот Игр).
Постоянно поддерживал Мухаммеда Али в его войне с государством.
Встречался с Мартином Лютером Кингом.
Организовывал 1-ый кооперативный баскетбольный лагерь в Миссисипи опосля убийства Медгара Эверса.
Выступал на историческом митинге чернокожих в Бостоне.
Выражал почтение Малькольму Икс и Цивилизации ислама.
Нередко заезжал в Африку и организовал фабрику по производству резины в Либерии.
Расселл был совместно с ними, но его позиция постоянно оставалась персональной, поэтому что была свободна от политики, от риторики, от воздействия тех либо других идеологов.
Это было приметно даже критикам.
Вот его сравнение с Мухаммедом Али:
«По-разному Расселл и Клэй разбили политические кандалы темных спортсменов. Оба противостояли иллюзии расовой справедливости в спорте, и оба повстречали гневное сопротивление. Но Клэй, которого позже будут знать как Мухаммеда Али, не был ни образован, ни политически умудрен. Ему необходимо было внимание, он держался на харизме. Он вдалбливал идею о гордости чернокожих в южноамериканское сознание и породил другой эталон для кротких – героя, подобного Джо Луису.
Расселл же на самом деле стремился к тому, чтоб ему давали выражать свою особенность. «Человек постоянно должен гласить то, что считает необходимым. Мне не платят за все это. Я не стремлюсь к сенсации. Я отвечаю так от всей души, как совершенно могу. По мне можно жить лишь так – гласить то, что думаешь, а не стараться быть «примером для подражания». Почти все публичные деятели молвят одно, а задумываются по другому. Я просто говорю то, что мне кажется правильным».
Эти расхождения проявлялись на площадке.
К примеру, в 68-м, когда о убийстве Мартина Лютера Кинга сделалось понятно прямо перед первой игрой Восточного конца меж «Бостоном» Расселла и «Филадельфией» Чемберлена. Восемь игроков стартовых пятерок были чернокожими, но центровой «Селтикс» сходу же закрыл любые дискуссии о переносе серии: «Это не неувязка белоснежных либо темных. Это общеамериканская неувязка».
В том году – одном из самых трагичных и самых принципиальных в истории Америки – Sports Illustrated признал Расселла основным спортсменом Штатов.
Куда любопытнее, чем стандартизированный активизм, чисто личные пробы самого Расселла сконструировать вот эту свою правду – нащупать некоторую грань меж эксплуатацией темных спортсменов для увеселения белоснежных и значимостью спорта для выражения собственной штатской позиции.
Расовые вопросцы повсевременно соседствовали с баскетболом.
В 1954-м, когда Расселл играл за институт Сан-Франциско, его команда приехала в Северную Каролину на рождественский турнир. Все гостиницы городка закрыли двери для чернокожих игроков, тогда и вся команда в символ солидарности решила тормознуть в студенческом общежитии. Перед тем матчем его и его темных партнеров дразнили (орали им «Глоубтроттерс») и кидали в их монеты.
На площадке Расселл подобрал одну и в шуточку попросил тренера: «Прибереги для меня», спустя много лет написал в автобиографии: «Это была стенка недопонимания, которую нереально было преодолеть. Ты негр. Ты – нечто приниженное. Все кричало о этом. Жива, наносящая удары, плохо пахнущая, липкая субстанция покрывала всего тебя. Болото, из которого ты пробовал выкарабкаться».
В 61-м нечто схожее вышло уже с «Бостоном». «Селтикс» приехали на выставочный матч в Лексингтоне, но в местном ресторане отказались обслуживать темных игроков команды. В ответ они отважились на протест и не вышли на матч. Этот демарш вызывал всеобщее осуждение тогда, но на данный момент, спустя шестьдесят лет, Боб Кузи всегда вспоминает ту ситуацию и все не может осознать, почему белоснежные игроки тогда все таки согласились играться.
«Негры на данный момент борются за свои права – борются за выживание в этом мире, – назначил тогда Расселл. – И я один из их».
Перед НБА Расселл раздумывал о том, чтоб выступать за «Гарлем Глоубтроттерс», как делали почти все звездные афроамериканцы. Но стремительно отказался от данной нам идеи. Или поэтому, что обиделся: обладатель «Глоубтроттерс» Эйб Саперстейн на встрече общался лишь с институтским тренером Расселла, а не с ним самим. Или поэтому, что для него «Глоубтроттерс» символизировали как раз тот стереотип, от которого он желал убежать: чернокожего шоумена. «Глоубтроттерс» давали ему 32 тыщи в год, в «Селтикс» он получал 24.
«Ауэрбах произвел мощное воспоминание. У меня было чувство, что его еще больше заинтересовывали люди, а не кусочки мяса в маленьких трусах».
И в Бостоне он тоже оказался неслучайно. В 56-м 2-ой пик принадлежал «Сент-Луису». Но в команде самого южного городка той НБА на тот момент не было ни 1-го чернокожего, и центровой, каким бы профессиональным ни был, оказаться там просто не мог.
«Сент-Луис – город оголтелых расистов, – гласил он. – Если б меня тогда избрали, я бы никогда не стал играться в НБА».
«Селтикс» же окружили его беспримерной заботой, за какую он постоянно благодарил их и годы спустя.
«Всякий раз, когда я выходил из раздевалки «Селтикс», даже рай показался бы мне недостаточно приятным местом, поэтому что это была бы ступень вниз. Ред Ауэрбах и (обладатель «Бостона» Уолтер Браун) сделали меня самым вольным спортсменом на планетке. С ними я постоянно мог быть самим собой, а они постоянно меня поддерживали.
«Селтикс» первыми задрафтовали темного игрока, парня по имени Чак Купер… Они первыми выпустили в стартовой пятерке пятерых чернокожих. Они были первыми, кто провозгласил чернокожего основным тренером. И позже у их было по последней мере 5 темных основных тренеров за все эти годы.
«Селтикс» постоянно заинтересовывал не цвет кожи, а то, может ли человек играться. Ауэрбах доверял игрокам и спрашивал всех нас – и белоснежных, и темных – о том, что мы думаем. Он получал от нас информацию и на ее базе воспринимал решение. Так что мы никогда даже не задумывались о том, что у него могут быть какие-либо сокрытые побуждения».
Но за дверьми раздевалки все было по другому.
В протяжении всей карьеры Расселл вел войну и с местным журналистами, и с бостонскими болельщиками. Он отстаивал полностью разумные требования – возмущался из-за сегрегации, высмеивал расовую квоту в НБА, добивался осознания и почтения. Но нередко срывался и не мог донести свою точку зрения. В книжке «Повелитель паркете» это описывается так: «Расселл нередко был непоследователен: он желал любви, но выражал ненависть, желал мира, но провозглашал злость, желал почтения, но демонстрировал высокомерие. Но в этом-то все и дело. Он был обыденным человеком, а не эмблемой».
«В те годы Расселл был обычным воплощением вида разъяренного чернокожего, – вспоминал Боб Кузи. – Я не винил его в этом тогда, и уж буквально не могу винить его в этом на данный момент. Уж очень много оскорблений ему пришлось вынести».
Так в 63-м Sports Illustrated вышел с цитатой Расселла: «Мне не нравится большая часть белоснежных людей, поэтому что они люди… Мне нравится большая часть темных, поэтому что я темный». Общий посыл был самокритичным: Расселл гласил о том, что его тяжелое детство, его столкновения с проявлениями расизма наложили на него не постоянно положительный отпечаток. Продолжение такое: «Я считаю это недочетом – может быть. Если б я мог поглядеть на это беспристрастно, абстрагироваться от собственного «я», то я бы буквально именовал это недочетом»…
Но не сообразил никто. Опосля интервью Фрэнк Рэмси, белоснежный партнер по «Селтикс», востребовал извинения и задал вопрос, неуж-то Расселл терпеть не может и его. Тот дал ответ, что его слова исказили.
В 66-м, когда Расселла назначили основным тренером «Бостона», пресс-конференции произошел таковой несуразный диалог.
– Будучи первым чернокожим тренером в огромных лигах, можете ли вы созодать свою работу без каких-то расовых предрассудков?
– Да.
– Как?
– Самое принципиальное – это почтение. Я уважаю людей за то, что они могут на площадке.
Журналисты упрекали его за высокомерие и винили в расизме. Расселл упрекал их за расизм и винил в продажности.
С болельщиками вышло еще ужаснее.
Расселл в протяжении почти всех лет выстраивал броню полного игнора. Его любили одноклубники по «Селтикс», его близкими друзьями вне баскетбола были белоснежные, но за пределами этого «пузыря» он не шел на контакт. «Если к нему кто-нибудь приближался, Расселл запирался газетой и посиживал так, пока болельщик не уходил, – говорил Кузи. – Он отвечал на любые вопросцы односложно. Не направлял внимания на сторожей в Бостон-гардене. Ускользал от деток и остальных поклонников. Как-то к нему в ресторане подошел мужик, он жутко нервничал: «Извините, не хотелось бы вас тревожить»… «Так не тревожте».
В статье, выпущенной в поддержку Цивилизации ислама, Расселл написал: «Я должен обществу то же, что и оно обязано мне – другими словами ничего! Я отказываюсь улыбаться и вести себя мило с детками. Не считаю, что я должен подавать неплохой пример чьим-либо детям, не считая собственных». Его мысль состояла в том, что обычное поведение селебрити в его случае будет неискренним, ведь он стремится к тому, чтоб белоснежное население ощущало себя «неуютно».
Он даже не шел на контакт с соседями – считал всякую попытку сближения лицемерием. А его дом больше преобразовывался в крепость: он ощущал, что за ним смотрят, пару раз у него воровали баки для мусора, ему пришлось поставить освещение на участке. Атмосферу снутри совершенно передает вариант, когда супруга Расселла выпрыгнула на него с ружьем в руках – он тогда возвратился домой в 4 ночи.
Он не мог терпеть подписывать автографы и совершенно старался избегать всяческого общения с болельщиками. Для него это было признаком больного поклонения перед знаменитостями.
Публика принимала все это как доказательство того, что Расселл – эгоист и параноик.
В 1963-м, когда Расселл уехал из городка на исцеление, его бостонский дом взломали. Вандалы разбили его трофеи, исписали стенки расистскими девизами, разгромили всю обстановку и даже испражнились в постели. О этом только спустя много лет поведала его дочь.
Сам Расселл всегда молчал, но с 64-го года раз и навечно не стал давать автографы. Тогда же он охарактеризовал Бостон как «блошиный рынок расизма», а позже добавил: «С первого же собственного сезона я постоянно считал, что играю за «Селтикс», а не за Бостон. Болельщики могут созодать либо мыслить, что им вздумается».
Даже в файле ФБР (Федеральное бюро расследований — американское ведомство при министерстве юстиции США, подчиняется Генеральному прокурору) Расселл фигурировал как «надменный негр, который отрешается давать автографы белоснежным детишкам».
Некие его поддерживали. Одна дама, к примеру, написала в Sports Illustrated: «Восхищаюсь мистером Расселлом за то, что он не желает принимать почести в качестве знаменитости, но просит почтения к для себя как к личности». Очередной читатель добавил, что «почти все из нас лицезреют в спортсменах только инструменты для утехи, приятно узреть умного, образованного спортсмена, который разрушает этот миф». Иной лицезрел в нем фигуру масштаба Мартина Лютера Кинга.
Большая часть – осуждало. Расселл получил порядка 5 тыщ писем – практически все заполненные оскорблениями. Журналисты призывали его не выпендриваться, а помыслить о том, чем он должен спорту. Гласили: «Расселл улучшил бы ситуацию, если б просто улыбался людям», «Расселл – это таковой типок, который преднамеренно касается темы расизма, хотя она себя исчерпала». «Билл – часть задачи. Благодаря его комментариям либеральная общественность осознает, что расизм неустраним. Его ответы – путь в никуда», «Расселл не стремится к равноправию, он желает только сводить счеты».
Никакие победы не содействовали примирению.
В 1969-м Расселл привел «Бостон» к одиннадцатому триумфу и ушел.
Ауэрбах предлагал ему заработную плату в 300 тыщ, но центровой-тренер отказался. Заместо этого он сказал о расставании с «Селтикс» на страничках Sports Illustrated за гонорар в 10 тыщ баксов. Болельщики и это посчитали предательством.
В 1972-м «Бостон» вывел номер Расселла из воззвания. Сам центровой исключал свое роль в церемонии и согласился лишь тогда, когда Ред Ауэрбах отыскал компромиссное решение. Церемония свершилась за полчаса до того, как болельщиков впустили в зал. На ней присутствовали около 25 человек. Джон Хавличек, Сэтч Сэндерс, Том Хейнсон, Дон Нельсон и Дон Чейни поднимали белоснежное полотно с шестеркой под рукоплескания стюартов. Публике все объявили уже во время игры: Расселлу устроили двухминутную овацию, но он стоял с отрешенным видом и не нашел ни одной эмоции (Эмоции отличают от других видов эмоциональных процессов: аффектов, чувств и настроений). Церемонию введения в Зал славы в 1975-м он также отказался посещать.
С «Бостоном» и местными болельщиками Билл Расселл примирился только в крайнее десятилетие.
Билл vs. Уилт. Симмонс пробует поставить точку. Часть 1
Билл vs. Уилт. Симмонс пробует поставить точку. Часть 2
Фото: East News/AP Photo/Ed Widdis; commons.wikimedia.org
Источник:
